Дверь бара закрылась, отрезая внутренние шумы. Он оказался на улице, залитой плотным туманом. Дальше пяти шагов уже сложно было что-либо рассмотреть. Лишь свет вечерних фонарей иногда угадывался сквозь плотную завесу. Звук так же тонул в вязком мареве, позволяя остаться на едине с собой даже на не самых пустынных улицах.
В голове роилось множество мыслей, но все они оставались как бы на переферии сознания, оставляя внутреннюю пустоту не наполненной. Ноги сами вели его по лабиринту улочек и переулков, сквозь туман, сквозь одиночество.
Не прошло и десяти минут, как он уже ехал в трамвае. Старый вагон, пустой по случаю позднего времени, подбрасывало на каждом сочленении рельс, и он, как бы жалуясь на свою судьбу, дребезжал листами плохо пригнанной металической обшивки, разболтавшимися поручнями, отломанными сидушками, мигал внутренним освещением. Не вырываясь из той череды образов, что стояла перед его внутренним взором парень водил пальцем по запотевшим окнам... Он даже не обратил внимание на то, что когда вышел из трамвая, тот как будто приободрился, сбросил груз лет, перестал дребезжать. А на стекле осталась выведена одна из Формул.
От остановки идти было не далеко. Стоило только нырнуть во дворы, а там уже можно считать что пришел, когда его вырвало из мыслей столкновение. Парень и сам не заметил, как наткнулся на девушку и чуть не сбил её с ног на мокрый асфальт. Какие-то инстикты рванули его тело и он успел вовремя подхватить её и вернуть в вертикальное положение.
- Простите... - слова замерли у него на языке.
- Ой, - девушка подняла на него взгляд и на лице у неё проявилось не меньшее удивление.
Так они и застыли на несколько минут, просто глядя друг на друга. Будь рядом посторонний наблюдатель, он без проблем определил бы, что оба друг друга знают, давно не видели, и очень удивлены этой встречей.
А после они пошли. Шли медленно и вели неспешную беседу. Он удивлялся, что их так свела судьба; она удивлялась, так как считала его умершим. Но не было в этой встрече бурной радости. Скорее их прогулка была похожа на продолжение уже давно начатого, но по какой-то причине прерванного, разговора. У подъезда они даже не задержались, и всё так же продолжая то, о чем говорили, поднялись наверх, вошли в уют квартиры.
После был разговор на кухне. Турка дымилась на столе, кофе в чашках, сигареты в пепельнице. И всё никак они не могли наговориться. Уже перевалило за полночь, а каждый из них продолжал рассказывать что-то своё, а собеседник молча слушал, лишь иногда уточняя ту или иную часть рассказа.
Кульминацией был взрыв. Нежность и жестокость, нечто романтическое и дикарское на мягкой перине и белых простынях; буря что разорвала мир на мелкие клочки и разметала их в разные стороны...
Солнце ещё не успело подняться над домам, когда будильник принялся настойчиво верещать, требуя пробуждения всех и вся. Вырваться из пучин сна оказалось нелегко, но приложив некоторые усилия парень сел и огляделся. Всё то же, что и обычно: небольшая комната, наполовину заваленная хламом и давно уже намекающая не только на хорошую уборку, но и на необходимость ремонта; жужжание кулера компьютера, оставленного в ночь собирать информацию из Сети; кружка с остывшим чаем на столике возле жесткого дивана, на котором он и спал; скомканное и отброшенное во сне одеало, в давно не стиранном пододеяльнике.
И в отличии от множества таких же пробуждений, сегодня не было никакой горечи, разочарования, или ещё каких лишних эмоций. Сегодня он был спокоен — он стал свободен. Он осознал и принял в себя Одиночество.